Надежда Тальконы [СИ] - Евгения Витальевна Корешкова

И резко повернулась к побелевшему директору — Будьте добры, доведите до сведения остальных курсантов, что я не потерплю такого уровня подготовки в Вашей Школе! Первое замечание данным курсантам я уже сделала. Если еще дважды я обнаружу, что они подготовлены к занятию так же, как и сегодня, то я прикажу Вам отчислить их. И еще. Через полгода у них практика. Так вот. Объявляю всем. Я сформирую экипаж корабля из таких вот «умников». Четверо в этом экипаже уже есть. Задание будет самое простое: самостоятельно взлететь, добраться до пункта назначения, совершить там посадку и вернуться. И всего-то! А ваших многоуважаемых отцов посажу пассажирами. Можете предупредить родителей уже сегодня. А то, может быть, у кого дела дома не доделаны, например, завещание не составлено… А кто не доволен условиями, может уже сегодня писать заявление об отчислении. Я шутить не намерена. И если сегодня вас заранее предупредили о моем приезде, то в следующие разы я буду появляться здесь неожиданно. И я теперь от вас не отстану. Мне больно и обидно, что джанеры Тальконы, оказывается, ни на что не годятся!

И повернулась, чтобы выйти. И уже в спину ее догнал отчаянный восклик:

— Рэлла Тальконы!

Она резко обернулась.

Встал высокий парнишка с третьего стола. Лицо его горело:

— Так нечестно! Рэлла Тальконы! Так нечестно! Вы же нарочно спросили только тех, кто не знал! Да они же никогда ничего не учат! Да они, окончив Школу, даже люфтер сами водить не будут! У них же личные пилоты даже сейчас! Вы же спросили откровенных халтурщиков. У них же родители в Совете Тальконы. А сейчас очень престижно иметь джанерское образование! А остальные готовы ответить! — И обернулся к группе: Ну, что же вы, вставайте! Вставайте, кто готов! Спросите нас, пожалуйста! Любого! Ну, вставайте, вставайте же! — голос его отчаянно звенел. И он сейчас уже не боялся, что за такую дерзкую выходку может получить нагоняй по полной программе и даже вылететь из Школы.

И на его призыв хоть и не сразу, по одному, начали подниматься другие курсанты. И встали две трети группы. И все ждали, что же скажет высокая гостья.

И она, сглотнув, проговорила:

— Спасибо. Я верю, что вы действительно знаете материал. И прошу извинить меня. Я не хотела обидеть ВСЕХ курсантов. Но меня бесит нежелание некоторых нормально учиться. Не хотите, лучше совсем не учитесь, но не позорьте, пожалуйста, профессию джанера! — и повернулась к застывшему в ужасе преподавателю: Пожалуйста. Продолжайте занятие.

И уже с порога добавила: Но мое заявление о контрольном самостоятельном полете остаётся в силе. И мне совсем неважно, какое положение в обществе занимают ваши родители. Почему Император Тальконы, кстати, окончивший вашу же Школу, прекрасно водит корабли, а для Ваших нежных ручек это, видите ли, никак? Я для такого дела корабля не пожалею! Я сама приеду в космопорт и лично перед взлетом отключу на том корабле всю автоматику. Сумеете после меня что-то восстановить — ваше счастье. Не сумеете — вообще поведете вручную. Но у вас еще есть время. Готовьтесь.

Круто развернулась и вышла.

Никогда еще директору Школы не было так плохо!

— Никогда меня еще так открыто не позорили, — думал про себя директор, невольно прижимая левый локоть плотнее к боку. Сердце зашалило. — Даже тогда, когда в Школе, действительно, учился Его Мудрость Аллант, храни его Небо! Но Рэлла Тальконы! Она каким-то непостижимым образом умудрилась изо всей группы выбрать себе в телохранители двух самых закадычных друзей. Парни были настолько неразлучны, что некоторые преподаватели сомневались, как они будут жить друг без друга, когда окончат Школу. Мало того, что из намеченных кандидатов в телохранители остался только один — Бернет Вилет. Мальчик, действительно, достойный и из приличной семьи, и живет в Талькдаре. Но второй! Второй… Способный, конечно, но голытьба! Из глуши, из рабочего поселка. Даже не платящий за образование, а обучающийся за государственный счет. И с первого курса взятый Бернетом под опеку, в ответ помогая тому по некоторый предметам. О, Кадав, Кадав! Не пришлось бы мне своей собственной головой отвечать за то, что ты сегодня натворил.

И дверь следующей аудитории перед высокой гостьей директор открывал с трепетом сжавшегося сердца. Хотя здесь, в этой аудитории находился, директорская гордость — самый новый в Школе тренажер, который два месяца назад собственноручно закупил и привез Его Мудрость Аллант. Такие же тренажеры были на Базе Патруля. Он сам первым опробовал его после установки. Тренажер — имитатор. Закрытая, полностью изолированная кабина, как у маленьких орбитальных или бортовых истребителей, которые по размерам меньше иных десантных ботов. Ощущения полета — один к одному. Даже перегрузки.

При появлении комиссии преподаватель открыл кабину тренажера и жестом приказал выбраться курсанту. Он вылез красный и тяжело дышащий. На стоп-кадре левого, обзорного для всей аудитории экрана, осталась картина незаконченного боя. Надежда мельком глянула. Красный кораблик — истребитель и три корабля противника, один из которых — крейсер. И в левом нижнем углу мигает цифра один — количество оставшихся ракет. Положение незавидное.

Преподаватель доложил, что проводилась отработка боевых действий истребителя, что бой закончен поражением и попытался отослать курсанта на место. Но Надежда остановила его, обращаясь непосредственно к смущенному курсанту:

— И ты согласен, что уже проиграл бой?

— Ну, наверное… — окончательно смутился тот, опуская голову.

— Но твой корабль цел! Ты не желаешь довести бой до конца?

— Это не имеет смысла! — вмешался преподаватель. — Он уже проиграл схватку.

— Как знать! — усмехнулась Надежда — и неожиданно попросила: Вы разрешите, я попробую завершить бой?

— Но Рэлла Надежда, — взмолился несчастный директор, — я бы не рекомендовал. Здесь же перегрузки! Тренажер полностью передает ощущения полета.

— Благодарю за заботу. Я знакома с такими тренажерами. Так Вы разрешаете?

Куда им было деваться…

Надежда обратилась к курсанту, только что покинувшему тренажер:

— Ну что, будешь смотреть со стороны или сядешь в кабину напарником?

— А можно? — Не веря, спросил он, и в мыслях не надеясь на такую возможность.

Уже во второй раз Надежда снимала вуаль и диадему, отдавая их чуть не плачущей Альгиде которая, умоляя прошептала:

— Рэлла Надежда…

— Ничего, я быстро. И здесь ничего такого нет, — попыталась успокоить ее Надежда, принимая из рук преподавателя тяжелый, полностью изолирующий от внешнего мира тренажерный шлем.

Директор еще надеялся, что бой закончится почти мгновенно. Но красный истребитель на экране с первых секунд возобновленного боя заложил немыслимый вираж, стараясь держаться так, чтоб на линии огня кроме